Побег авторитета [сборник] - Валерий Карышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступило время ужина. Опять принесли какую-то баланду. Я опять отвернулся, но есть очень хотелось — я ведь не ел уже несколько дней, только немного пил подкрашенную воду — тюремный чай.
Наступило время отбоя, все легли на шконки. Я лег тоже. Вырубился быстро. Проснулся от боли. Открываю глаза и вижу — кто-то держит меня мощной рукой, а двое пытаются снять с меня штаны. Я изо всей силы ударил ногой.
— Ах ты, сучонок! — выругался кто-то из них. — Паскуда, крысенок! Ты еще лягаешься!
Я получил сильнейший удар в скулу. Не помню, как собрал последние силы — не зря все же занимался самбо, — но выскользнул из их крепких рук и оказался на ногах. Быстрым движением подтянул штаны, вытянув левую ногу, попал одному из нападавших прямо в живот. Тот согнулся. Трое, спрыгнув с нар, бросились на меня с разных сторон.
Одному из них я сделал болевой прием из боевого самбо, сломав руку. Тот закричал во весь голос. Двое оставшихся наседали. Я опять применил приемы боевого самбо. Ситуация была неравной. Пару раз я получил по голове.
Больше всего я боялся, что эти удары могут вырубить меня. В этом случае мне конец!
Вся драка заключалась теперь в том, что мы бегали между шконками и время от времени наносили друг другу удары. Наконец я провел еще один удачный прием, и еще один из нападавших изо всей силы влетел головой в дверь камеры и сполз на пол.
Внимание коридорных было привлечено этим грохотом.
— Сука! Падла! Он мне голову разбил! У меня сотрясение мозга! — закричал он.
Нападавшие бросились к нему на помощь. Кто-то стал дубасить в дверь:
— Конвоир! Вертухай! Нападение на зэка!
Через несколько мгновений в камеру ворвались трое вертухаев с дубинками и изо всей силы стали колотить меня. Это продолжалось минут пять. Голова у меня была в крови. Затем кто-то схватил меня сильными руками за шиворот и под мышки и потащил по коридору. По дороге еще один конвоир периодически ударял меня то в живот, то по голове.
Через некоторое время я потерял сознание. Очнулся в карцере. Карцер представлял собой подвальное помещение без окон. Там никого не было.
Помещение было небольшим — примерно три квадратных метра. Там можно было только сидеть. Тусклый свет, на полу — вода. Никакой кровати, только что-то вроде деревянной узкой скамейки. Ужасные условия! Но зато я был в безопасности. Опять же нет гарантии, что меня снова не выбросят отсюда в пресс-хату…
На следующий день меня перевели из одного карцера в другой. На этот раз карцер был двухместным. Комната уже была побольше — примерно два на три метра. Воды на полу не было.
В карцере сидел здоровенный амбал. На руке у него была татуировка — кинжал со змеей. По-моему, это масть грабителя. С левой стороны — такая же татуировка и надпись «Холод». Нет, я всмотрелся — «Хобот». Все, вот тот, о котором предупреждал Севка! Сердце у меня забилось.
Хобот не обратил на меня никакого внимания. Однако позже, подняв голову, спросил:
— Как зовут-то?
Я назвал себя.
— Погоняло есть?
Я отрицательно покачал головой.
— Ты при делах или как?
Я пожал плечами.
— Кого знаешь на воле? — поинтересовался Хобот.
— Многих знаю. Кто тебя интересует?
— Меня — люди авторитетные и серьезные. Кого можешь назвать?
Я понял, что он имел в виду элиту криминального мира. Кого я мог назвать — только своих врагов…
Я молчал.
— Слышь, а может, ты мент? — неожиданно проговорил Хобот. — Может, тебя как подсадную утку ко мне подсунули? Чтобы тему какую-то пробить? — Он угрожающе распрямился, сжав кулаки. Я понял, что сейчас опять начнется драка. Не знаю, что мной руководило, только я подошел к нему вплотную и сказал:
— Слушай, Хобот, я про тебя тут слышал, конечно. Имей в виду: если что — я тебя просто удавлю!
Хобот не ожидал такого, даже как-то растерялся. Конечно, по комплекции он был в два раза здоровее меня. Не знаю, то ли мой решительный тон сыграл основную роль, то ли еще что, но он, помолчав, спокойно ответил:
— Ты чего, парень? Кто тебя трогает? Сиди, отдыхай! Живи пока!
Однако ночью я не спал — сидел и ждал, нападет на меня Хобот или нет, убьет или нет… Но, к счастью, ничего не произошло.
Через четыре дня меня выдернули из карцера и вернули опять в общую камеру номер шестнадцать. К этому времени троих пацанов оттуда выпустили, на их места заехали трое нацменов. Камера по-прежнему жила тихой, спокойной жизнью.
Где-то на пятнадцатый день моего пребывания в ИВС в камеру заглянул конвоир, выкрикнув мою фамилию:
— На допрос!
Я стал собираться. Я знал, что после такой команды конвоир может зайти минут через десять и забрать тебя на допрос. Что мне брать? Кто-то предложил мне тетрадку и ручку:
— На, возьми! Если следак вызовет, запишешь чего.
— Не надо мне ничего, — отказался я. — У меня с ними разговор короткий!
Все заулыбались:
— Что, крутой? В карцере был, в пресс-хате… Молодец, парень! Держись!
Через некоторое время меня повели в кабинет на четвертый этаж, где находились следственные кабинеты. Войдя в кабинет, я увидел там мужчину с темными волосами, с усиками, сидевшего за столом и читавшего газету. Увидев меня, он показал мне на стул. Я сел. Человек был мне незнаком. Может быть, это следователь или новый опер… Мужчина, как бы прочитав мои мысли, улыбнулся и сказал:
— Нет, я не опер. Я ваш адвокат, — и назвался.
— Адвокат? — недоуменно переспросил я. — А от кого? Кто вас нанял?
— Позвольте, — сказал адвокат, — нас не нанимают. Это лошадей на ипподроме нанимают, а нас приглашают. А пригласила меня ваша жена Олеся. — И, оглянувшись, быстрым движением он вытащил из кармана маленькую записочку и протянул мне. — Вот, это вам.
Я раскрыл. Почерком Олеси было написано: «Дорогой Олежек! Я тебя очень люблю! Я узнала о твоих неприятностях. Все будет нормально, крепись! Я буду с тобой. Тебя скоро выпустят. Все остальное расскажет адвокат. Крепко целую. Твоя Олеся».
Мне стало как-то легко и свободно. Я даже спросил адвоката:
— А не будет ли у вас закурить?
Адвокат пожал плечами.
— Закурить? — переспросил он. — Вы ведь не курите…
— Не курю, но сейчас что-то захотелось…
— Я тоже не курю. Давайте пойду стрельну у кого-нибудь!
— Да ладно, — махнул я рукой, — бог с ним! Расскажите, как она там?
— Да ничего, нормально. Мы вас долго искали.
— В каком смысле?
— Когда вас арестовали и держали в РУОПе, нам сначала дали одну информацию о вашем местонахождении, потом — совершенно другую. Мы ездили по всей Москве, вас искали. Нигде вас нет.
— Что же вы сюда не приехали?
— Нет, сюда-то мы и приехали сразу, в первый же день как вас доставили. Однако почему-то нам сказали, что вас здесь нет.
— Как это нет? А когда вы приехали?
Адвокат назвал число.
— Да, это был день моего приезда.
— Дело в том, что на практике, — объяснил адвокат, — бывает так, что вы заезжаете в один день, а информацию о том, что вы здесь находитесь, дают только на следующий. Вот таким образом и получилось — в тот день информации на вас не поступило.
— Понятно! А потом?
— А потом мы вас искали, — повторил адвокат. — Наконец нашли.
— Что мне грозит? — поинтересовался я.
— Да ничего не грозит. Скоро, в ближайшее время, вас выпустят. Ничего они на вас не имеют! Задержали по указу. Сейчас таких, как вы, по указу, задерживают очень много. Возможность такая есть, по закону. Тридцать дней, а потом — либо на свободу, либо… — адвокат показал на решетки, — дальше срок мотать. Но вам это не грозит. Да, сегодня вы получите продуктовую передачу. Олеся вам ее уже сделала. Мы послали вместе с ней.
Это меня очень обрадовало.
— Расскажите мне еще что-нибудь о ней, — попросил я адвоката. Он стал рассказывать, как они встречались, в каком Олеся была волнении, что просила передать мне на словах.
Наконец беседа подошла к концу.
— Когда вы в следующий раз придете?
— А когда вы хотите?
— А могли бы прийти завтра?
— Зачем? — поинтересовался адвокат.
— Ну как-то все же повеселей будет…
— Завтра у меня не получится, а послезавтра я постараюсь к вам прийти. Ну что, давайте прощаться…
— Да, — вспомнил я, — а можно у вас газету попросить почитать?
— Конечно, конечно, — отозвался адвокат и протянул мне газету. — Читайте! В следующий раз я вам еще и журнальчик какой-нибудь принесу.
— Нет, журнальчики отметут, — сказал я. — А вот газеты можно.
Я вернулся в свою камеру. Настроение у меня было хорошее. Слава богу, что Олеся вернулась! Я думал о превратностях судьбы. Жили мы с ней мирно, спокойно, тут — бах! — неприятности. Вот она, любовь русской женщины! Она познается в беде, в несчастье! Нет, думал я, выйду — начну новую жизнь! Да нет, какая новая жизнь! Как я могу выйти из старого круга, да и кто меня выпустит!